То, что прошлое залегает где-то на глубине, — представление общепринятое и не требующее особых обоснований. Об этом свидетельствуют данные археологии. На этом основаны наши ритуалы обращения с предками. Об этом говорит с нами и метафорика нашего языка, обращающегося к «глубинам памяти», «недрам архива», «фундаментам национальной традиции», «тайным кладовым истории». Эта образность сокрытости и глубины пронизывает как повседневный взгляд на прошлое, так и историософские построения. К ней же прибегают и по нужде в авторитетной версии истории, для которой «родная земля» оказывается не просто расхожей идиомой и даже не краеведческой одержимостью малой родиной, но источником, из которого черпаются необходимые исторические аргументы. В этом последнем случае можно говорить об археологии власти не только в том смысле, в каком о ней говорил Мишель Фуко. В отчете о давнишнем посещении Путиным Троицкого раскопа в Великом Новгороде есть такой эпизод: «Путин лично принял участие в работе археологов: он просеял землю, добытую на месте раскопок, и нашел рукотворный артефакт. Узнав у специалистов, что находка не представляет научной ценности, В.В. Путин, спросив разрешения, оставил ее у себя». О том, что именно нашел Путин в просеянной им новгородской земле Интернет-портал Правительства Российской Федерации, умолчал, оставив широкое поле для исторического воображения. Рискну предположить, что это была национальная идея. Тому, как эта идея рождалась из различных практик работы с прошлым (археологии, исторической реконструкции, монументальной коммеморации, политических ритуалов), и будет посвящена эта лекция.