Вопрос о будущем послевоенного мира тесно связан с причинами большой европейской (а в перспективе, возможно, и мировой) войны двадцатых годов. Самыми востребованными будут как раз те жанры, которых больше всего не хватало; самыми мучительными и обсуждаемыми – как раз те вопросы, которые игнорировались. Долгих полвека, с конца шестидесятых, мы жили в обществе спектакля, по Ги Дебору, а королями назначали шоуменов. Это пространство тотальной имитации предпочитали называть постмодернизмом, хотя было это всего лишь триумфом массовой культуры и робким отказом от серьезности. В результате почти во всех странах возник фильтр, запрещающий интеллектуалам приход к власти, а политкорректность заставила обсуждать всерьез только дозволенные и, следовательно, второстепенные проблемы. Послевоенная литература, в которой запреты будут опрокинуты, а цензура повсеместно упразднена, в первую очередь коснется проблемы национализма, который будет скомпрометирован окончательно и приравнен к нацизму. Концепт патриотизма – вечный объект спекуляций – также подвергнется окончательному развенчанию. Подробное обсуждение пенитенциарной системы и всемирный отказ от тюрем, которые не справляются ни с одной из своих функций (изоляцией, перевоспитанием, производством), коснется не только России, но и всего мира. Главной темой надолго станет диверсификация человечества и, возможно, новая концепция личности – ибо если человечество нельзя назвать единым и цельным, раскол неизбежно пойдет вглубь отдельного человека. Главные жанры, которые почти полностью отсутствуют в литературе сегодняшнего дня, — религиозный роман, роман воспитания, посвященный формированию мировоззрения, роман религиозного и нравственного кризиса, семейная сага, приходящая на смену роману семейного упадка. В последнее время мир обсуждал любые проблемы, кроме любви, хотя гендерная и эротическая проблематика, а также моральная цензура, имеют к любви весьма опосредованное отношение. Принципы формирования стран и наций, до сих пор этнические или геополитические, должны стать моральными, а гражданство – объектом добровольного выбора. Здесь особая роль будет принадлежать травелогу и романам культурной адаптации. Наконец, в полном упадке находится литература young adult и kidalt, ибо навык серьезного разговора с детьми о главном практически утрачен. Обсуждать литературу будущего куда увлекательней, чем критиковать литературу прошлого. Наш курс посвящен проектированию послевоенной культуры, главная задача которой – сделать эту войну последней, если не навсегда, то по крайней мере надолго.